Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Петр Павленко

По пояс в воде молча стоят забастовщики. На берегу ровным строем выстроились драгуны.

Из-за лошадиных крупов, прихрамывая, вылезает Зегель и идет по дамбе вдоль стоящих в воде рабочих. Он с торжеством смотрит на мокрые лица забастовщиков и визгливо кричит:

— Ну, что?.. Хлебнули забастовочки?..

Обер-мастер вынимает из кармана несколько скомканных листовок и швыряет их вниз, в стоящую в воде толпу.

— Нате… читайте… Завтра всех вон из бараков!..

Листовки медленно плывут по воде… набухают… тонут…

Огромный деревянный барак для рабочих верфи Вимбы. Маленькие окна, перегороженные планками. Кое-где выбитые стекла закрыты фанерой, заткнуты тряпками.

У железной печки сушится платье, сапоги обитателей барака.

Вдоль стен тянутся в два яруса деревянные нары. На нарах сидят и лежат рабочие.

У многих на лицах видны кровоподтеки и синяки, у некоторых забинтованы головы.

Большая ситцевая занавеска отделяет вход в женский барак.

Абелите мочит тряпку в воде. Она настороженно, с суровым сражением на лице, прислушивается к разговорам.

Выжав тряпку, девушка идет по бараку.

Никаноров, набивая трубку, говорит, обращаясь неизвестно к кому:

— Говорят, в Ревеле сейчас на верфях набор…

— Да, да… только нас с тобой там и ждут… — возражает ему парень с забинтованной головой.

Сидящий в углу усатый рабочий сердито обращается к Никанорову:

— Ты лучше скажи, зачем стекла бил? Теперь с нас еще за стекла взыщут.

Сверху свесил голову бородатый старик:

— Замолчите! И без вас тошно!

К ним подходит Абелите и строго предупреждает:

— Тише, дедушка Юрис!.. Тише вы…

Она садится возле Приеде. Приеде лежит на нарах, укрытый полушубком. На его лбу кровавый шрам, волосы слиплись. Глаза Приеде закрыты — видимо, он в очень тяжелом состоянии.

Абелите меняет мокрую тряпку на голове Приеде и заботливо поправляет полушубок.

— Дядя Приеде, хочешь пить?

Он ничего не отвечает.

В глубине барака откидывается ситцевая занавеска и появляется несколько женщин.

На руках одной из них — грудной ребенок, за платье другой уцепилось двое маленьких детей. Сзади подходят все новые и новые обитательницы женского барака.

Старая работница начинает первой:

— Вот что… нас прислал женский барак. Чего вы тут решили?..

Ей никто не отвечает. Тогда женщина с ребенком на руках поддерживает старуху:

— Куда деваться?.. С детьми…

И несколько женщин сразу начинают голосить:

— Всем расчет…

— А что есть будем?..

— Сами завтра жрать запросите!..

— Зегель сказал, кто не выйдет на работу — вон из барака!

В двери, ведущие в сени, входит Райнис и останавливается, прислушиваясь к разговору. Его никто не замечает.

Усатый рабочий упрямо возражает:

— Тише, бабы… Не может Вимба всех рассчитать… У него заказ.

Старая работница безнадежно машет рукой.

— Других возьмут… В Ригу каждый день сотни приходят…

Никаноров с возмущением пыхтит трубкой.

— Оставь, мать!.. Чужие песни поешь… Эти слова мы десять раз от управляющего слыхали…

Абелите вскакивает на ноги. Ее глаза полны слез.

— Так неужели… итти прощения просить?

Женщина с ребенком одобрительно подхватывает:

— Правильно, Абелите… Возьмем детей и пойдем просить прощения… Всем бараком!..

Приеде приподнимает голову и, не открывая глаз, с трудом произносит:

— Опять захотели в хомут?.. Ну, что ж, мать… сходи поплачь у хозяйской двери…

Старуха испытующе смотрит на Приеде.

— А ты как думаешь?

Приеде, наконец, открывает глаза.

— Как я думаю?.. По-моему, и жить незачем, если не бороться за наши права.

Райнис подходит ближе и негромко говорит:

— А ведь Приеде прав. Здравствуйте, товарищи.

Все поворачиваются на голос Райниса и с изумлением его разглядывают.

Никаноров тихонько шепчет Абелите:

— Смотри, Абелите… Никак это наш знакомый человек — в одной карете в Ригу приехали…

Поэт присаживается на нарах возле Приеде, наклоняется к нему…

— Здравствуй, Приеде. Как ты себя чувствуешь, друг? Товарищи просили крепко пожать твою руку.

Приеде слабо пожимает руку Райниса.

— Спасибо… Райнис…

Абелите подбегает к нарам и становится у изголовья:

— Райнис? Так это вы — Райнис?

По бараку тихо проносится:

— Райнис… Райнис…

Поэт ласково улыбается Абелите.

— Абелите? А где же твоя красивая шаль?

Абелите вздрагивает… качает головой и ничего не отвечает.

Райнис случайно замечает в толпе Никанорова.

— Где твоя кровать, Никаноров?..

Никаноров усмехается и смущенно постукивает костяшками пальцев по нарам.

Старуха робким тоном обращается к Райнису:

— Как нам быть, господин Райнис?.. Натворили дел…

Райнис обнимает Абелите за плечи, обводит всех долгим взглядом.

— Есть два пути, мать… Один — встать на колени… но есть другой путь — он много труднее… Это путь борьбы!

Усатый рабочий мрачно возражает:

— А что мы можем сделать?.. Нас так мало…

Райнис с укоризной смотрит на говорящего.

— Мало?.. Нет!.. За вами встанет вся рабочая Рига. Такие же стачки начались в Петербурге и в Москве.

Старик снова свешивает с нар кудлатую голову.

— Что там в Петербурге или в Москве, нас не касается…

— Нет, отец, касается! Разве у рабочего, будь он русский или латыш, украинец или татарин, — не одни и те же цели?

Окружающие жадно прислушиваются к каждому слову Райниса.

— …Сегодня мы боремся за десять часов, за три с полтиной… но это только начало. А впереди великая цель… та цель — власть людей труда!

Женщина с ребенком на руках тяжело вздыхает.

— Разве это может быть, Райнис? И кто в силах этого добиться?

Райнис встает и с большой страстью произносит:

— Ты… и твой сын, когда он подрастет… и твои товарищи по бараку… Все, кто познал глубину несчастья. Надо только поверить в свои силы! Разве вы вчера не испытали счастья борьбы? Разве перед вами не мелькнул, пусть хоть на мгновенье, луч свободы?!

Лица слушателей светлеют. Со всех концов барака люди подходят ближе к Райнису.

Абелите взволнованно и неловко говорит поэту:

— Если бы вы написали об этом стихи… я бы их выучила наизусть!

— Я их написал, девочка.

Райнис на мгновенье задумывается и тихим голосом начинает читать:

Уже сверкнула прядь лучей.К вам не она ль летит с приветом?..Без пышных слов и без речейХочу дарить вас теплым светом…

Неподвижно застыв, слушают поэта обитатели барака.

…Вас приласкать, благословить,Дать силу вам, смягчить страданье…

У старой работницы на глазах слезы…

Торжественно звучит голос Райниса:

…Поверьте, — дивно будет житьНарод наш в солнечном сияньи!..

Никто не шелохнется. Только старая работница медленно приближается к Райнису.

Вдохновенно читает поэт:

…Пусть тот, кто сир, чья доля зла,В приход Грядущего поверит,Где солнце счастья и теплаИззябшим беднякам отмерит!..

Старуха обнимает Райниса и целует его в лоб.

— Спасибо тебе, сын мой…

Широкая улица Риги. По ней грозной стеной движется многолюдная рабочая демонстрация.

Победно звучит «Варшавянка».

Вихри враждебные веют над нами,Темные силы нас злобно гнетут…В бой роковой мы вступили с врагами,Нас еще судьбы безвестные ждут…

В первых шеренгах идут к площади рабочие верфи Вимбы. Впереди шагают Абелите, Райнис, Никаноров.

Абелите несет красное знамя, Никаноров — самодельный плакат с надписью: «Работать 10 часов!»

Над толпой вздымаются рукописные лозунги: «Хлеба!»… «Работы!»…

С другой стороны на площадь вступает колонна завода «Проводник». Ее возглавляют Александров и Петерис.

Обе колонны сливаются в мощный поток.

На пути демонстрации появляется открытая карета, запряженная парой великолепных белых лошадей. Кучер осаживает лошадей, круто поворачивает обратно.

В карете сидит перепуганный Вимба.

Все громче поют демонстранты:

…На бой кровавый,Святой и правый…

На перекресток вступает новая колонна. Среди демонстрантов видны фигуры Доры и Калниньша.

Карета Вимбы несется по новой улице. Ей преграждает дорогу колонна Балтийского вагонного завода.

Кучер снова сворачивает в переулок. Навстречу движется еще одна колонна демонстрантов. Впереди рабочие несут плакат: «Завод Феникс».